После Каннского кинофестиваля Уэс Андерсон проворачивает «Финикийскую схему» в международном прокате: авантюрное драмеди режиссера посвящено воссоединению отца и дочери — не без помощи фирменной симметрии, торжества ретро и обилия звезд. Однако хватает и небольших сюрпризов: от выбора места и времени до двойственной роли Майкла Серы. О многоходовочке Андерсона (и его главного героя) размышляет Алексей Филиппов.
1950 год, прямиком в кукурузное поле совершает жесткую посадку самолет с фамилией владельца на носу. В новостях торопятся объявить о гибели одиозного предпринимателя Анатоля «Жа-Жа» Корды (Бенисио дель Торо), однако тот в прямом эфире опровергает поспешные некрологи. Травмы серьезные, но совместимые с жизнью. Впрочем, шестая авиакатастрофа за последние месяцы, обернувшаяся краткосрочным визитом на «небеса», заставляет бесстрашного магната серьезно задуматься о будущем. Он намерен реализовать «Финикийскую схему» и передать все активы, нажитые непосильным трудом, дочери Лизл (Миа Триплтон). Есть еще девять сыновей, но они совсем мальчишки. Та, правда, готовится к постригу и не слишком доверяет отцу, которого толком не знает (вдобавок — подозревает в убийстве матери).
Для новейшей одиссеи чуждых друг другу родственников Уэс Андерсон неожиданно выбрал Ближний Восток, точнее — фантазию на тему региона, чья роль досталась «Современному независимому государству Финикия». Пресловутая «схема» — дорогостоящий план по созданию инфраструктуры на Аравийском полуострове, которая позволит выгодно торговать природными ресурсами с Западным миром. Жа-Жа стоило невероятных усилий, чтобы договориться с предпринимателями на разных участках маршрута, включая принца Фарука (Риз Ахмед), консорциум из Сакраменто (Том Хэнкс и Брайан Крэнстон), а также кузину Хильду (Скарлетт Йоханссон) и злокозненного брата Нубара (Бенедикт Камбербэтч). Профит Корды и его потомков — пять процентов со всех перевозок в ближайший век с небольшим. Вот только всемирный заговор бюрократов может помешать авантюре века: либо обрушив рынок, либо прикончив бизнесмена, на которого зуб у правительств большинства европейских стран.
«Легенда» фильма составлена с той же простотой и тревожной педантичностью, что и в других работах прославленного автора: Корда даже визуализирует схему при помощи разномастных коробок и ящичков, будто объясняет Лизл правила «Монополии». Разве что на авансцене — впервые за многие годы — не столько локации и институции, сколько другие имена собственные: антропонимы. Проще говоря — отец и дочь, неумолимо движущиеся в точку Х, как когда-то братья Уитман в «Поезде на Дарджилинг» — дебютной вылазке режиссера за пределы США и Европы. С тех пор, отчасти даже в «Бесподобном мистере Фоксе», у Андерсона человек украшал место, пускай и нарушая прекрасный (рас)порядок: скажем, детского лагеря («Королевство полной Луны»), альпийского курорта («Отель «Гранд Будапешт»»), звериной (анти)утопии («Остров собак»), газетной рутины («Французский вестник») или телеспектакля о съезде юных звездочетов в прериях («Город астероидов»).
Достигнув совершенства в педантизме кукольных мизансцен, постановщик стал разворачиваться к той бездне, которая гонит его персонажей в далекие края, чтобы поговорить не с глазу на глаз, а посредством рискованных авантюр, эксцентричных выходок, ретро-увлечений или пугающе симметричных композиций. Если раньше Тененбаумы и родственные им души гнались за преимущественно отцовским благословением, то, разменяв шестой десяток, Андерсон с постоянным соавтором Романом Копполой, кажется, осознали, что давно уже сами ходят в отцовских фигурах. Грошовое откровение зарядило сонмом разных эмоций и приемов «Город астероидов», а теперь эмоционально украсило траекторию Корды по вымышленному Ближнему Востоку.
Учитывая возросший масштаб фирменной инженерии, режиссеру требовался персонаж орсонуэллсовского масштаба — и так он придумал собственного гражданина Кейна, чьи интересы выходят за пределы США, а главным желанием оказывается не злополучная прибыль, а контакт с дочерью, по иронии выбравшей Бога — идеологического соперника монетократии. Параллельно беспринципный магнат Жа-Жа вызывает ассоциации со многими титанами капиталистического пантеона: от Аристотеля Онассиса и Ставроса Ниархоса до Галуста Гюльбенкяна, носившего прозвище «Мистер пять процентов» и положившего начало нефтедобыче на Ближнем Востоке (его сына, к слову, звали Нубар). Отдельного упоминания заслуживает покойный тесть Андерсона — ливанский предприниматель Фуад Малуф, чьей памяти «Финикийская схема» посвящена.
Зачем же режиссеру понадобилась мифическая аура средиземноморского государства, еще до нашей эры лишившегося автономии и растворившегося в вечных рокировках империй? Возможно, чтобы срифмовать ненасытное эго предпринимателя, еще и потомственного торговца оружием, с незавидной судьбой даже самых могущественных держав, провести дуэт Корда по рельсам копящейся нелюбви между власть имущими — и обозначить хотя бы пунктиром, какой ценой возник тот кукольный (миро)порядок, что он всегда пестовал. Вряд ли Жа-Жа в чем-то убедили строгость дочери или даже «визиты» на небо (в черно-белых вставках «под Дрейера» мелькают Уиллем Дефо и Билл Мюррей в роли Всевышнего). Ему, как он сам говорит, просто надоело (не) умирать, а семья — (п)оказалась самым надежным, в обход религии и личного бренда, путем к вечной жизни. В конце концов, именем себя можно назвать не только корпорацию, но и ресторанчик. Что из этого будут вспоминать через 30 веков — интересный вопрос.
«Финикийская схема». Трейлер на английском языке